[ Главная ]  [ "Литературный Кузбасс" ]

РОДИНЫ  КОЛОКОЛА

Отчизна моя   

 

Отчизна моя таёжная:

Солнце, слякоть и снег,

Вершины спокойно-тревожные,

Примглённые в вышине;

 

Кедры кряхтят, слабея;

Влажная вздыхает земля;

Примглёную гору у шеи

Сжимают ручьи, как петля;

 

То грозы, то радуги россыпь,

То птичья песнь – высока,

То падают росы, как слёзы,

От солнечного ветерка.

 

Я думал, ты - родина счастья:

Богатства есть и дары!

Но – пеленает ненастье

Гор твоих гордый порыв.

 

Красой и богатством пьяные,

Но – нищие, без креста, –

Обвили тебя, как лианы, –

И руки, и города.

 

Челяди этой нужна ты,–

Черпать покуда – есть.

Обладания ртутная радость

Им милей, чем душа и честь.

 

Но высокой своей красотою

Им прощаешь их ту суету.

От чужих скрываешь хвоёю

Богатую свою нищету.

 

Отчизна моя таёжная:

Солнце, слякоть и снег,

Вершины спокойно-тревожные,

Примглённые в вышине.

                                   2000 г.

         Наша тайга

 

В тайге не осталось уже берёзы,

Не остаётся уже и кедра,–

Одна лишь пихта, проклятье и слёзы,

Да с корнем выкорчеванные недра.

 

У нас не будет уже рассветов:

Солнце затмил ворвавшийся варвар.

А вслед за варваром вырвался ветер,

Выдул таёжное очарованье...

 

А мы века проживали под кедром,

Молились берёзе, дружили с медведем;

Была нам храмом – суровым, но – светлым

Тайга, – ведь солнце всходило на ветви!

 

Ушли нас. Очаг растоптали и память.

Но сердце, страдая,

Всё там,

В чаще, бьётся.

Ныне у нас и навечно с нами –

Тоски толчея и тиски сиротства.

 

Тайга нас зовёт назад, окликая,

Мы ж корчимся здесь,– в общежитской клети.

Вернуться б в тайгу, но она уж – пустая,

Да и стали бояться её наши дети.

                                           2001 г

                Пожалейте

 

Пожалейте тайги полог древний!

Чище нет на земле от века

И – беспомощней – этих деревьев!

Разве только – душа человека!

Пожалейте тайги полог древний!

 

Нам казалась тайга – бескрайней,

Гляньте ныне – видны пределы;

Порадела –  вздыбь притязанья,

Пред природою дрожь – порадела:

Ведь казалась тайга бескрайней.

 

Состраданием не засорялись,

Лес роняли, смеясь, что – валится.

Мы себе казались – царями,

Но догадывались, что – самозванцы.

Состраданием не засорялись.

 

Вместе с кротко кричащим лесом

Что-то в нас небесное рушилось.

Улетали птицы и песни,

И – пустели пространства и души

Вместе с кротко кричащим лесом.

 

Пожалейте таёжные своды,

Душ своих пожалейте остаток!

Ведь природа – не враг и не брат нам,

Лес – мы сами, – с душою и плотью!

Пожалейте таёжные своды!

                                    2001 г

 

 

       Если б сердце моё не болело

 

Если б сердце моё не болело

Болью падающего кедра,

Былью родины осиротелой,

И тоской одичалого ветра;

 

Если б я не облёк в звучание

То, что в сердце томится и плачет:

Шорской речи очарование,

Что на четверть уже утрачено;

 

Если б я врачевать не пробовал

Дух народный, что – чахнет отчаянно,

И – открещивается от кровного,

Бросив – целое состояние;

 

Если б я наш язык обветшалый

Вдруг не тронул стихов своих струнами,

Чтоб культура гордилась, дышала,

Но и чтоб – понималась юными;

 

Если б я у сердца усталого

Не сжимал богатства наследного,

То – лишили б меня предки славные

Пред Кудаем  – слова последнего...

 

Не горжусь, что поэт я последний

У народа, который у пропасти:

Я пою и живу – безответно,

Вдохновляемый лишь духом совести.

 

Всё ж хочу словом горним,– не шорохом,–

Сохранить векам душу шорскую.

                                           2000 г.

 

         Глубокое зеркало

 

Я гляжусь в глубокое зеркало,

И себя в нём не вижу ни капли:

Всё, чем был я когда-то – померкло,

Всё, чем мог бы я стать – излапали.

 

Я гляжусь и – вижу, как в детстве

Так хотел быть с собой – в гармонии,

Воплощал чувства смутные – в действие,

Обнимал мир своим – бессонием.

 

Слово – мучал, искал в нём свет я,

Освещал сиянием – души.

Говорят, я был первым поэтом –

Между устьем Усы и Югусом.

 

А когда российского ветра

Самовитости шли отголоски,

Говорят, я был лучшим поэтом,

Душу выплеснувшим по-шорски.

 

Я действительно слово матери,

Оживив, прошептал играючи.

Но то слово и сам понял вряд ли я, –

То – шептал мой народ умирающий.

 

Не глядеть мне отныне в зеркало, –

В нём меня уж не видно ни капли.

Всё во мне, как в народе – померкло,

Как Отчизну, меня – излапали.

                                      2000 г.

 

         Ветка родимого кедра

 

Ветка родимого кедра

Упала на плечи мои.

От человека иль ветра? –

Не знаю, – не видно с земли.

 

Совсем не сухая ветка:

Шишки сгрудились на ней.

От Бога иль человека?

Привет иль проклятье мне?

 

Мне в жизни и горе знакомо, -

С веткой в руке стою.

Поставлю в вазу обломок,

Заботой его обовью.

 

Ведь сам я той ветке как ровня, –

И мне б пережить свою ночь!

Мы оба остались без корня,

Никто нам не сможет помочь...

                                   2000 г.

 

                Пой мне песню

 

                            Н.Е.Бельчегешеву

Ты мне песню печальную спой

Про Отчизну нашу больную,–

Я ведь тоже – рядом с больной,

И лечу её, и целую.

 

Мать родная, когда слегла,

Чтоб спасти – не имел я средство.

Грудь её холонила мгла,

От бессилья – рассыпалось сердце.

 

Я от матери был вдалеке

В тот момент рокового мига;

Не взорвалась и боль в виске

От её от кроткого крика.

 

Мать в Отчизне я схоронил,

А теперь и Отчизна – больная:

Горы, люди, звери без сил

На боку сердечном стенают.

 

А какое найти для них,

Чтоб спасти, я не знаю – средство.

Я мечусь, как по воздуху крик,

Я разбрызгиваю своё сердце.

 

Пой же песню, буди всех, пой

Про Отчизну нашу больную.

Как и мать,– не найти нам – другой,–

Лечим мы её и целуем...

                            2002 г.

 

           Родина для меня

 

Родина – это россыпь

Трелей, травы, ароматов!

Вся эта рясная роскошь

Душе твоей радостной внятна!

 

Родина – это росчерк

Всполохов воспоминаний

На склонах, где новые росы,

У ив, где иные свиданья...

 

Родина – это раскаты

Грома и дум, пусть – поздних,

О невозвратных утратах,

О канувших в сумрак звёздах...

 

Родина – это раздолье

За домом, которого – нету...

Рай, породнённый с болью,

И боль, пронзённая светом!...

                                 1999 г.

 

           Новая роза

 

Не роза раскрытая, красная,

А красный, как роза, огонь

По миру разгульно шастает,

Цепляется до всего.

 

Ларьки, магазины курочит,

В квартиры влетает, как взрыв,

Стреляет в виновных и прочих,

Трещит и хохочет навзрыд.

 

Как прежде причастны к розе,

Теперь все – причастны к огню:

Он всех – раздевает, елозит

По всем, и – роняет слюну.

 

И нет как будто управы

На хамский и властный смех

Любителей буйной халявы

И капель кровавых на снег.

 

Но всё-таки жизнь – не выстрел,–

Поправить – всегда есть пора,

Ведь из души не выскресть

Образ – Христа, и – Петра.

                             1998 г.

         Россия

 

Россия уже не та,

Не та, что я знал её в детстве.

В глазах у неё суета:

Одевается!

Может – раздеться!

 

Может продать иль купить

Интересное тело иль душу!

Может – мочь, или даже – быть,

Но врать – и сегодня нужно!

 

Знать, потому к смаку – смог

Подмешан, и вера – вся в версиях.

У каждого чёрта – чертог,

А мерзость – катится в «мерсе»,

 

Знать, потому быт – у быдл –

Отнят, а брат – с брутом дружен.

Но всё ж мы – не можем не быть,

Как прежде, – душой наружу.

 

Всё так же – слезится наш смех,

Всё так же – смех чуется в плаче,–

Наспех – успех или грех

Одинокой душе – мало значат!

 

Всё так же пьём до конца,

Всё так же мечемся – матом,–

Попраны в слабых сердцах

И – призрак, и – Боже святый.

 

Всё так же глядим через край

На ту – блаженную – сторону,

Где – то ли мираж, то ли – рай,

Там то ль – соловьи, то ли – вороны.

 

У России не тот уж вид,–

Кто у ветрил, кто у свалки.

Но тёмный дуб – всё шумит,

И всё поёт – голос сладкий...

                                    2002 г

 

      Думы революционера   

 

Почему мы так живём убого?

Почему мы просим хлеб и сны?

Почему рукою одинокой

И душой святой утомлены?

 

Почему над нами небо – хмуро,

А как ясный день, – так зной и пот?

Почему ворочается буря

Где-то в нас, и наш покой – сосёт?

 

Почему, когда мы обернёмся,

Нет отрады в том, что там – зола?

Почему, когда вперёд упрёмся,

Что-то сдерживает нашу власть?

 

Мы как мы, но что-то обломилось.

Мир, круша, кроили сами мы:

В нас была оправданная сила,

В нас была разнузданная мысль!

 

К нам вернулась воля, но – ослепла,

К нам вернулся Бог, но – словно брат,

К нам поднялись гении из пепла, –

Кажется, нас в чём-то – уличат.

 

Мы как мы, но – что-то происходит,–

Страшно нам – остаться без людей.

Это, видно, молодость проходит

Со всей неутолимостью своей!

 

Есть что вспомнить: мы, скользя, попали

В руки случая, что – возносил, слепя!

Ныне – всё есть,

только – проморгали

Малость величайшую – самих себя...

                                       2001 г.

 

                 Крест

 

Прохожу по Отчизне распятой,–

Как в безлюдье на крест восхожу:

Всё разбито, унижено, смято,

Как родня, обнялись – жизнь и жуть.

 

Всё в огне! Он глотнул воли вволю,

И теперь – не огонь, а пожар!

Тем сильней каждый – сумрачным болен,

И готов человек есть с ножа...

 

Только свет и в смятеньи витает,

Ведь кто рушит, тот – рушится сам...

И – взывает людское, взывает

К себе, т.е. – к небесам!...

                                     1998 г.

 

         На стыке тысячилетий

 

                                    Л.Тортумашевой

Какой обильный и свежий снег!

Вместо чёрной земли – сиянье и белый сахар!

Вот и закончился страшный двадцатый век,

И теперь перед нами – чистая-чистая бумага!

 

Что нам век? – наши дни много меньше, чем он:

Из двадцатого века мы знаем чуть больше трети.

Только каждый из нас осчастливлен и осуждён,

Удивляясь, дышать терпким воздухом

                                        стыка тысячилетий!

 

Здесь – особенна наша надежда на милость судьбы,

Здесь – надеемся мы по праву,

Может быть,– совершенно напрасно.

Только лично мне перед ликом тысячилетий быть

И так почётно, и так неизъяснимо страшно!

                                                            2000 г.

 

              Двадцатый век

 

В самом конце двадцатого,–

Гениального,

Проклятого,–

Почему-то не хочется

Мне оглядываться назад:

Век глубочайших мыслей,

Век мировых убийств

Пусть скатится с наших глаз

Навсегда, как слеза!

 

Однако жизнь повторяется,

Но иначе, чем было,– является,

Так вот, повторится пусть только

Лучшее из былого!

Мы с вами стоим на пороге

Чего-то такого, что боги

Начнут открывать нам – лишь завтра,

Но к тому – мы, засони, зеваки,–

Снова, вновь не будем готовы...

                                   2000 г.

 

К столетнему юбилею С.С.Торбокова

 

Не мне быть судьёй его жизни, не мне,

Но жаль мне, если так происходит:

Сто лет одиночества – в страшной стране,

Сто лет сострадания – обречённой природе.

 

Тайга человечней – городских широт,

Горы выше – небоскрёбных зданий,

Лишь природа тёплое сердцу поёт,

А камень и сталь – не знают сострадания.

 

В нём пела – на своём языке – тайга,

Но город на свой лад –

Переводил

Его песнь усердно.

Сто лет одиночества – родного языка

Где-то в глубине измученного сердца.

                                              2000 г.

 

К 10-летию кафедры шорского языка и литературы

 

Десять лет как десять "нет"

На прогноз – о смерти шорцев!

Десять выходов из тенет,

Как пример – за жизнь бороться!

 

Десять нервов, десять снов,

Десять – счастьев и печалей,

Но всего лишь – одна любовь

К народу и родимым далям!

 

Десять жизней, и в умах

Десять лет – борьба без исхода.

Но всего лишь – одна судьба,–

Общая со своим народом!

                            1999 г.

 

Сапфическая традиция

 

                              Л.Арбачаковой

Забытую лесбийскую лиру

Обрела, как дар Божий,– женщина!

Звук взошёл и раскрылась миру –

Потаённая сердечная трещина.

 

Оказалось: в этом мире только

Есть – любовь меж мужчиной и женщиной.

В той любви до счастья – лишь толика,

Но меж сердцами простёрлась – трещина.

 

Голос плакал, взывал и томился,

Через слёзы – улыбаясь, кокетнича.

Обретя, жизнь – лишалась смысла,

Если вдруг по живому – трещина.

 

Мама, мама, тяжело быть любящей!

В моей песне даже всё преуменьшено,–

Через землю, меж прошлым и будущим,

Словно пропасть,– продвигается трещина!

 

Не спастись, но нельзя и – смириться.

Я ведь – чуткость, я – жизнь, я – женщина!

Мне любовь, да – гнездо вещей птицы,

Мне – живая земля завещана!

 

Потому и лесбийскую лиру

Я взяла,

Я – гордая женщина!

Звук взошёл, исповедалась миру

Красиво

    кровоточащая трещина.

                                     2001 г.

               ***

 

Нет выше гор, чем горы Родины,

От них полвзмаха до луны!

Они, как чувства пережитые,–

Очарования полны!

 

На них, укрывшись хвойной чащею,

Дома,– как гнёзда на стволах,

Вода, бурунами кричащая,

Прозрачна, пениста, светла!

 

Нет лучше гор, чем горы Родины,

В них даже камень,– как цветок!

Простые краски там дополнены

Тем, что прошло и мило что...

                                  1998 г.

 

              ***

                                     М. Кадышеву

Нарисуй мне любовь к материнской земле,

К той земле, что – даём на закланье.

Пусть лучи, как сейчас,– не блуждают во мгле,

А протягивают – сиянье!

 

Пусть вершины купаются в нимбе небес,

А не смешиваются – со смрадом.

Пусть тоску утоляет – таинственный лес,

И отреченье отринет – отрадой.

 

Нарисуй... Нет,– рисуй, как всегда,– бережа

Вечно-веское  – в мимолётном!

Ведь тайга – обнажённая наша душа,

Если есть в нас – она,

Мы – не дрогнем!

                                2003 г.

 

 [ "Родины колокола" ]   [ "Памяти паперть" ]

[ Главная ]  [ "Литературный Кузбасс" ]

Rambler's Top100

© 2003. Геннадий Косточаков.

Все права на данные материалы принадлежат автору. При перепечатке ссылка на автора обязательна.

 

Hosted by uCoz