Всякота

Сорока

По осеннему лесу

Я бродил одиноко.

Стрекотала повеса

Боровая сорока.

Будто жалко ей стало

Уходящее лето,

Будто вновь призывала:

- Лето красное, где ты?!

И хоть в желтом расцвете

День осенний прекрасен,

Я жалею о лете

И с сорокой согласен.

Третий лишний

У Аленки на картине

Два медведя, а не три.

Нету третьего в помине,

Нету, сколько ни смотри.

Веселились только двое

Под разлапистой сосной.

Удивительно такое!

Где же третий зверь лесной?

А в лесу закон давнишний,

Исстари так повелось,

Там, где двое, третий — лишний,

Третьему уйти пришлось.

Сапог и нога

Известно каждому, сапог

Без ног и топать бы не смог.

Известно, каждая нога –

Дороги вечная слуга.

Немало выстрадал дорог

Обутый на ногу сапог:

Ему признательна нога,

Не может жить без сапога.

Луна

Висит на небе медный таз,

Начищенный до блеска.

Не греет и не режет глаз

Небесная подвеска.

Зовется тазик тот — Луна,

И светит только ночью.

Под ним влюбленные без сна

Мигают по-сорочьи.

Его собаки каждый раз

Встречают, словно вора.

Под утро блекнет медный таз

От этого сыр-бора.

Собачья жисть

И у собак есть ремесло –

Стеречь хозяев от воров.

Лишь лунный вечер на село,

Рычат и лают из дворов.

Чем выше и полней луна,

Тем яростней собаки лают,

Видать, как выглянет она,

Воров в округе прибывает.

А если темень над селом

И нет ни звездочки на небе,

То спят собаки крепким сном,

Без думы о насущном хлебе.

Железной цепью не бренчат,

Никто не знает, что им снится.

Когда они во сне рычат,

Тогда хозяевам не спится.

Эгоист

Луна повисла над окошком,

В окошко свет зеленый льет.

Не спится мне — на крыше кошка

Опять с чужим котом орет.

На небесах зелено-сизых

Плывут тихонько облака.

Орут, наверно, под карнизом.

Согнать их, что ли, с чердака?

Луну совсем закрыло тучей,

Исчез наш вечный спутник с глаз.

Я — вверх, по лестничной по круче

И в темноту булыгой ррр-раз!

На небе стало темно-темно,

Луна в окошке свет не льет.

Как угорелый, кот бездомный

Сбежал, и кошка не орет.

Луна не хочет появляться.

Лежу бессонно на печи.

Не дал я кошке разгуляться,

Но вот гулять… не отучил.

* * *

Дождик льет, косой, настырный,

Сыплет словно из дуршлага.

Я в окошко тихо, мирно

Наблюдаю эту влагу.

Дождик зло в окно стучится,

Бьется в брызги о стекло.

Хочет он ко мне пробиться,

На меня обрушить зло.

Хочет в плен забрать, как тополь,

И хлестать, и бросить в дрожь.

Только хрупкий щит из стекол

Вряд ли каплей разобьешь.

И стихия за окошком

Мне нисколько не страшна.

Пусть побесится немножко,

Как сварливая жена.

Из рассказа бывалого мужа

Жена ворчала на меня,

Ей муж такой не нужен:

Не пьет ни капельки вина,

Не курит — бабы хуже.

У всех сварливых нрав такой,

А пил — ворчала тоже:

Мол, алкоголик проклятой,

На всех чертей похожий.

Как ни стараюсь угодить,

Да только виноватый.

Не раз пришлось мне пережить

Семейный вал девятый.

Терплю покорно, как могу,

Домашнего прораба:

На старость нервы берегу,

Ворчит, известно…

женщина!

Сон

Меня однажды застрелили

Совсем и сразу наповал.

В могилу тело опустили,

Как позже я о том узнал.

В гробу сосновом было тесно,

Весною капала вода,

Зимой совсем не интересно,

Да и к тому же холода.

Когда мне это надоело,

Я встал и вышел из земли,

Размял простреленное тело,

И ноги разом понесли.

Я шел проселком, лесом, лугом:

Вокруг все пело и цвело,

Вдали лиловым полукругом

Садилось солнце за село.

Я с аппетитом ел ковригу.

И так опять хотелось жить,

Что я подумал: «Ну, уж фигу!

Теперь меня не застрелить!»

Владимир Матвеев

Сатириески и юморески

(из рукописи)

Где такие курсы?

Есть курсы –

как готовить и как шить…

Но где же курсы –

как людей смешить?

Когда в тоске

читательские лица,

мне хочется с досады

застрелиться.

Будни

Жизнь все круче, все дороже.

Сколько это будет длиться?!

Вижу хари, морды, рожи…

А куда девались лица?

Зависть

Процветает

нуворишей рать.

Вот и мне бы…

совесть потерять.

Невезуха

Шел по жизни прямо, честно,

нес высокие идеи.

Не нашлось под солнцем места –

потеснили прохиндеи.

Сугубый выбор

Залапана юбчонка.

Парней ласкаешь пьяно.

уже ты — не девчонка,

еще ты — не путана.

Дни детства пролетели,

товаром станешь скоро:

ждет бизнес на панели

для блага сутенера.

Начинающему наркоману

Обманчивый соблазн

тебя завлек,

а ты и добрый,

и такой весенний…

нет лучшего наркотика,

чем Блок,

нет слаще кайфа,

чем Сергей Есенин.

От их стихов

я вечно молодой,

хожу, как говорится,

под балдой.

Судьба

Барак –

дрянь:

бардак,

пьянь.

С любым

спит,

интим –

СПИД.

Позор

ест.

Бугор.

Крест.

Жертва платоники

Мне нравится вдовушка Нонна,

да вхож к ней

мужчина иной.

Для Нонны –

я гений, икона,

она восхищается мной.

Разборчивая невеста

(По народным мотивам)

— Ну как тебе сосед, Аленка?

— Да так, признаться, — мужичонка…

— На Васькин клюнула крючок?

— Ох, не смешите… мужичок…

— А половой разбойник Мишка?

Силен бродяга?

— Мужичишка…

— А с Колей был отрадный миг?

— О, не забуду! О, мужик!!

Мистика?

Деревня. Детство.

Сидя на завалинке,

дед подшивает

старенькие валенки.

Сюда вернулся я

на склоне лет.

Гляжу и удивляюсь:

тот же дед

сидит себе спокойно на завалинке

да те же подшивает валенки.

И сердце от смущения дрожит:

о, кто он, боже, Призрак?

Вечный Жид?

Не то «ж»

Юмор сегодня,

простите, хреновский:

смешит не Жванецкий,

смешит –

Жириновский.

Наивный абитуриент

— Я послужить мечтаю

Эскулапу!

— А дал –

кому положено –

на лапу?

Юному богомольцу

Ад пошлости огромен,

засасывает муть:

тот, кто и чист и скромен,

в ней может утонуть.

Оставь, дружок, иконы,

мир господом забыт –

жестокие законы

диктует подлый быт.

Силен еще лукавый.

А верный выход где ж?

Ударили по правой,

по левой –

дважды врежь!

Шумная площадь

Транспаранты да щиты.

Имена чиновной братии.

Митинг против нищеты,

в знак поддержки

демократии.

Горлопаним нынче всласть,

а толпа неугомонна.

И дубинками ОМОНа

дисциплине учит власть.

Неполная консультация

Призналась дома

бойкая девчонка:

— Сказал мне доктор –

надо ждать ребенка.

— Кто же отец?

Что это за нахал?!

— Не знаю, мама,

доктор не сказал.

Память детства

Карельская сторонка.

Местечко райсяля.

Разгневалась девчонка,

о милости моля:

— Володя, ты несносен…

Володя, не балуй…

Та баснословна осень

в краю озер и сосен,

тот первый поцелуй.

Вечные игруны

В плену формальных

рифменных «секретов»

им так тепло,

до жизни — дела нет.

Играют мальчики

в изысканных поэтов,

а мальчикам

уже за сорок лет.

Пересортица

Видно, зря бичую зло

и держусь — как автор –

гордо:

с жанром мне не повезло –

я поэт второго сорта.

Даже самый пошлый лирик

первосортней,

чем сатирик.

[ Назад ]